Gala planet (movie-essay «The Long Tour»)

Когда мой фигурный конёк уже нарезал зигзаги на кандидата в мастера спорта, вот тогда и появилась в моей жизни эта южного темперамента дама: небольшого роста, худощавая, кареглазая, улыбчивая, курящая втихаря.
Занесло меня дневное любопытство в здание Дворца Культуры, ходил я там по залам, разглядывал масштабы. Кто знает?.. Может, я пришёл в кружок какой-нибудь записаться? Что было тогда в голове, цели какие, не помню.
На круглом низком столе, обтянутом чёрным бархатом, краснела, сложившись пополам, какая-то взрослая девочка. На ней были серый купальник обшитый блёстками, такого же цвета лосины и белые чешки, в которых она усиленно тянула свои носочки.
В чешках семидесятых тянуть носочки было совершенно невозможно, но дети старались, что есть мочи, тянули свой голеностопный к успеху: в хореографии тянули, в гимнастике, в школьной физкультуре, в цирковом коллективе… Вся наша страна тянула свои носочки в светлый социализм, тянула во всём одинаковом. Выбора у народа не было.
Покупаешь, к примеру, пальто, и точно в таком же пальто ходит половина города, а другая половина тем временем носит куртки. Выбор вроде есть: драповое прямое серое или чёрное пальто, либо болоньевая чёрная или серая куртка. Вот чешки в нашей стране были одни! Без всяких там конфигураций: грубые, из заменителя кожи. Ах, да! Цвета было три! Это потом, в девяностых, когда страна очередной раз вернётся к Столыпинским реформам, чешки окрасятся в цвета радуги, изменится положение резинки (она станет с боков), изменятся лекала, швы, и носочки народонаселения станут тянуться гораздо лучше!
Увидев случайно забредшего благодарного зрителя, не скрывающего своего детского любопытства, взрослая девочка начала свою репетицию, или что там у неё было, сначала: встала ножками на стол и исполнила мне мостик. После чего перешла на предплечья, ещё ниже опустилась. Осторожно оторвав носочки дерматиновых чешек от поверхности стола, взрослая девочка сложилась в воздухе пополам! Прямо на моих глазах сложилась! Этим-то она меня и купила тогда, заманила в сети циркового искусства. А тут из подсобного помещения (каморка для руководителя) выходит Галина Константиновна. И прямиком ко мне:

— Мальчик! Ты что здесь делаешь? Кто тебя сюда в верхней одежде пустил?

Я что-то там промямлил, но при этом никак не мог оторвать глаз от пластического этюда. Как эта взрослая девочка будет выходить из сложившейся ситуации, из своего положения, меня интересовало куда больше, чем вопросы какой-то тётеньки.

— Ты меня слышишь, мальчик? — повторила Галина Константиновна. — Я к тебе обращаюсь.

Взрослая девочка решила для меня довольно просто неразрешённую тогда задачу. Она вернулась носочками к поверхности стола, вытянулась в руках, встала обратно на мостик и благополучно поднялась с лицом свекольного цвета.

— Здорово! — зааплодировал я.

Галину Константиновну купила тогда непосредственность, детская наглость. Я незамедлительно попросился в коллектив, потому что уже горел цирком, а когда увидел зал для тренировок, снаряды, канат, трапеции, камеру от КАМАЗа, батут — вспыхнул как факел у Прометея.

— Тебе придётся делать выбор, — сказала однажды Галина Константиновна. — Ты уже определись, коньки или акробатика.
Это прозвучало месяцем позже, когда меня продолжало разрывать между двух любовников: льдом и батутом.

— Я ухожу из фигурного катания. Вот теперь точно ухожу!

— Хорошо, договорились, — поверила мне она.

И я действительно ушёл. Жалею ли? Теперь, когда вот пишу это, наверное, да. Жалею! Потому что мне интересно, как бы сложилась моя судьба в спорте. И сложилась ли вообще? У нас же много судеб? Вот в чём вопрос…
Правильные ли мы делаем шаги в своём детстве? В моём — они были самостоятельными. Родители за меня не решали: кем быть, где заниматься, чем заниматься. Я всё выбирал себе сам. И теперь, когда за плечами лёд, акробатика, режиссура, танец, драматургия, стихи, — мне остаётся только мечтать о ледовой постановке какого-нибудь конкретного номера. Представляю себе, что это будет за постановка. Ладно… Что-то я сильно размечтался. Осуществится ещё, не дай Бог…

Цирк полностью захватил меня, всё свободное время я проводил в стенах Дворца Культуры «Строителей». Тренировки, репетиции, прогоны, концерты, гастроли по городам — вот оно моё детство и мои первые шаги по юности. И там же я начал танцевать. Сначала осторожно, с краю, в глубине зала, у стены, поглядывая внимательно на Фёдорову.
Ирка появилась в нашем коллективе, придя из гимнастики. Что-то там у неё, видимо, не сложилось, либо её родители, как большинство других, переехали в этот город, на этот Север, в поисках лучших зарплат. Ирка ещё и танцевала! Она была подтянутая, прыгучая, музыкальная, с хорошим гимнастическим шагом. Почему «была» — она и сейчас есть, только уже не в нашем городе детства. Ирка живёт и работает в Петрозаводске. Туда, собственно, я и увёз её от всей этой безнадёги, от этой самодеятельности под стенами дворца.
Вот вам ещё одна моя тайная любовь — Фёдорова.
Да, я тогда мечтал, что мы будем танцевать вместе, идти по жизни вместе. Мечта моя не осуществилась. Ирка, так и не окончив нашего любимого училища, выскочила замуж, нарожала детей, она почему-то считала, что её избранник лучше, чем я — в жопе ветер, в поле дым. Конечно, Скрипченко тогда не мог дать ей финских шмоток, гастролей в соседнюю Чухонию. Он немного подёргался, подёргался, этот Скрипченко, да и забыл, кто такая Фёдорова Ирина. Ну, есть, танцует хорошо, и что? Она сама выбрала этот путь, этого мужика Вадика, симпатичный, кстати, был, пока не запил, — это её выбор, её судьба. Я отстал. И пошёл дальше.

Вернусь, пожалуй, к цирку и поставлю на нём свою жирную точку. Мы все рано или поздно вырастаем из своих порток. Я — поздно повзрослел, поздно вытянулся, поумнел, очень поздно понял Федю Достоевского. Но лучше поздно, чем сами знаете чего. Так ведь?
Цирк в какой-то момент для меня состарился. Нет. Не так я выразился — остановился на месте! Совершенно не развиваясь туда, куда бы мне хотелось. Мальчику-подростку уже тогда виделась какая-то драматургия в этих очень сложных трюковых номерах. Цирк — это трюк. Только трюками сейчас уже никого не удивишь. Пришло время для драматургии, время симбиоза, время спектаклей, этим ещё можно было удержать зрителя, под куполом тот собрался или у сцены. Заметьте, об этом я думал в семидесятые, восьмидесятые.
Сейчас — XXI век. Цирк в корне изменился. Есть две цирковые вершины — одна в Китае, другая в Канаде. Там и трюки высший пилотаж, и драматургия. А Россия что? Как в балете? «Впереди планеты всей?» Увы — нет.

Я не знаю, что должно такое произойти, чтобы я пришёл на цирковое представление. Не знаю. Цирк для меня остался в прошлом, в детстве, когда я быстрее ветра летел на тренировку, когда прыгал как кузнечик, ломал себе пальцы и шейные позвонки, когда Галя Долганова, не имеющая никакого циркового образования, давала мне то, что никто бы никогда не дал. Никто! И теперь это «то», я спокойно могу передавать другим. Это «то» нигде не купишь, ни за какие деньжищи. Это тот самый «опыт, сын ошибок трудных, и гений…»

Галя не так давно покинула нашу землю, и я верю, что она сейчас на своём заслуженном месте: под куполом из звёзд и галактик. Открыто улыбаясь, она всё также показывает свои фокусы, соединяя теперь и разъединяя кольца Сатурна.