Lusia (movie-essay «The Long Tour»)

Это была совершенно особая женщина: образованная, модная, притягивающая к себе всякого творческого человека. С ней я познакомился на конкурсе «Шлягер», уже третьем по счёту.
Ленка к тому времени снова была со мной, её Саша жил в Питере, от нас тогда ушёл Михаил – наш продюсер, который, собственно, и вернул Ленку обратно. Да. У нас был продюсер. Об этом человеке я ещё расскажу.

Люся. Так её звали художники, артисты, музыканты. Наша Люся… Все её любили. И было за что. Я её любил просто так.

Мы часто созванивались, особенно, когда я жил на Васильевском острове. Это были наши долгие телефонные разговоры, чаще по ночам.
Мы читали друг другу стихи собственного сочинения, разбирали их по косточкам, некоторыми восхищались. Она много рассказывала о своей жизни, о Виталике, её пассии, о дружбе с Аллой Борисовной и Валерием Леонтьевым, и я слушал Люсин пугачёвский тембр с огромным удовольствием.

Часто приходя в её салон на Фонтанке, я подолгу рассматривал картины разных художников, пил чай с пирожными «картошка», и мы снова и снова разговаривали, что-то читали друг другу. Уже тогда я начинал писать песни.

Позднее, Люся помогла мне издать вторую книжку стихов «Ночное солнце», бескорыстно принимала участие в её презентации. Она всегда была рядом, всегда любима, всегда на том конце провода, и очень внимательна ко мне.

Прости меня, Люся, если я в чём-то был не прав.
Я не перестаю помнить тебя и твою тетрадь, которую ты бережно доставала с книжной полки, открывала её и читала свои замечательные стихи:

Ты приедешь не ко мне
Ты приедешь к своей грусти
Сядешь, голову опустишь
В предрассветной тишине
Зябко вытянется тень
У задёрнутой портьеры
Молча выйдешь ты из двери
И начнётся новый день
Твоё время отсчитают
Электронные часы
Будет некого спросить
Даже не с кем выпить чаю
И мелькнёт в окне вагонном
Силуэт моей печали
Молча поведёт плечами
Ключ опустит на перроне
Память белою рукою
Позовёт тебя во сне
Ты приедешь не ко мне
И уедешь не со мною

Это стихотворение я выучил сразу, как только попросил продиктовать его по телефону.

– Понравилось? – гордо, но по-женски нежно пела она.
– Гениально… – отвечал я.
– Учись, пока жива, – продолжала Люся в такой же интонации. – Хотя, скажу тебе без всякой лести, ты сможешь… Ты способный. Стараешься. У тебя свой стиль… Правда… Прочти мне что-нибудь ещё…

Её слова для меня – высшая похвала. Сравниться с ними может разве одобрительная рецензия Николая Зиновьева, но это уже потом, когда я буду жить и работать в Москве. А сейчас Люсины слова на Васильевском острове — самые важные, самые дорогие…

А её радостная фраза в самом начале разговора: «Привет! Это я!». И все знали, что это Люся, и никто больше. И в конце долгого телефонного разговора: «Да не за что… Звони мне завтра… Пока».

Люсино «пока» тоже помнит весь творческий Питер. Многие чётко услышали сейчас это «пока».

Всю жизнь она занималась художниками, артистами, поэтами, композиторами. Помогала им чем могла – словом, делом, деньгами. Художники просто обожали Люсю. По сути, она их кормила. В её салоне они продавали свои картины.

Когда я перебрался в Москву, наше общение с Люсей прекратилось. Не хочу говорить почему. Я уже попросил у неё за это прощения.

В Москве я написал небольшое эссе, в него вошла история, которой Люся Фляш однажды поделилась со мной. Полностью эссе не публикую, только часть его…

Титр: «АВТОРСКИЕ, ПОЖАЛУЙСТА… АВТОРСКИЕ!»

Мечты поэта и разговоры о «звёздных снах» не удивляли уже никого.

– Сегодня опять Алла приснилась, – делился он с друзьями.

Друзья трясли головами, часто-часто моргали. Они это слышали всегда: Алла! Алла! Алла!
Именно тогда, на берегах Невы, в момент одного и того же сна, обильных стихотворных выбросов от одиночества, ему и повстречалась соратница по чернилам, чудная тётушка Людмила. Она поведала бедному начинающему поэту свою душещипательную историю дружбы с великой певицей, и начинающий поэт слушал матёрую поэтессу с открытым ртом.

Вера в сказанное окончательно укрепилась после того, как перед глазами возникла старая тетрадка с текстами и датами. Люся любила проставлять даты. И тогда же начинающий поэт понял зачем – для возможных и невозможных доказательств.
Представьте: два автора написали одинаковое стихотворение, слово в слово, и при этом совершенно в разных городах, в разное время. И что делать прикажете? Автор кто?

Так вот… У кого дата рождения произведения будет старее, тот и есть настоящий автор! И Люся гордилась старостью своей даты.

В её потрёпанной тетради, среди множества стихов, находилась знаменитая «Бессонница». Да-да, та самая:

От края земли солнце края дотронется, и небо малиновым вспыхнет огнём, и выйдет терзать мою душу бессонница, из чёрной пещеры, где пряталась днём…

Только теперь я публикую Люсины слова, они были написаны ниже, под этим знаменитым стихотворением:
Я посвятила сие творение своему бывшему мужу, который бросил меня однажды, променял на Америку. Дата. Месяц. Год.

Бедному поэту, обалдевшему от увиденного и услышанного, надолго запомнились красные чернила старой тетрадки, стихотворение в оригинале и грустные глаза настоящего автора-поэтессы.
Он клятвенно пообещал сохранить эту тайну истинного авторства и никому её не рассказывать. Но теперь можно…

Задавая Люсе вопрос, почему она так легко рассталась со своим стихотворением, из уст подруги прозвучало следующее:

– Не хотела терять отношения с великими мира сего. Отдала с концами, по личной просьбе певицы, в пользу покойного уже Дербенёва.

– Я бы ни за что не отдал авторство, и покойнику тем более! – возмутился начинающий поэт. – Это же слава, Люся! Популярность!

– Тебя никто и спрашивать не будет, – неожиданно сухо ответил злой голос шоу-бизнеса в Люсином лице.

«Хиты звучали,
деньги кем-то косились,
истинные поэты оставались бедными…»

– Привет! Это я!
– Привет.
– Чего делаешь?
– Да, особо ничего. Варю кукурузную кашу.
– Ой, не люблю…
– А больше нечего.
– Давай ко мне, я сегодня на Фонтанке целый день. Чаю со сладостями попьём. Поболтаем. Почитаем стихи. А?
– С удовольствием!.. – радовался я. – Слушай, Люся, а у тебя есть принтер?
– Есть. Я жду тебя.
– Уже выбегаю!.. Лечу!!
– Да не спеши, я ещё в коридоре, ещё дома. Мне надо надеть мои серебряные башмачки на шнурках, а это не так легко.

Люся умерла днём, в сентябре 2009 года, четвёртого числа. Она долго лежала в больнице, а потом плюнула на докторов и вернулась домой. О её смерти мне сообщила Лена. Ещё она рассказала, как навещала Люсю, привозила ей в палату любимые пирожные «картошка».

– Мне нельзя, – улыбалась уставшая Люся, – но так хочется…

© 2011